Сатáн-диавол в библейской картине мира

Авдеенко Е.А.

Еврейское слово сатáн שׁטן означает «противник» в самом широком смысле: таким «противником» может быть Ангел Божий (Числ. 22:22); враг на войне – «противник» (1 Цар. 29:4); на суде обвинитель – «противник»: «Поставь над ним нечестивого, и сатáн да станет справа  от него» (Пс. 109/108:6).

В кн. пророка Захарии сатáн упоминается как духовное существо, потому что его показывает пророку Бог:

«И Он показал мне Иисуса, иерея великого, стоящего пред лицем Ангела Яхве, и – сатáна, стоящего справа от него, чтобы противиться  ему»  

Зах. 3:1 ТМ

Если переводчики на греческий язык видели в сатáне противника Божьего, то переводили сатáн как διάβολος диáболос – «клеветник», это тоже противник, но – бесчестный противник в духовной (словесной) брани.

Сатáн как действующее лицо упоминается только в одной книге Ветхого Завета – Книге Иова. Он предстает как духовное существо среди бене ха-элохим «сынов Божиих» (ТМ), то есть «Ангелов Божиих» (LXX).

И был день, и пришли Сыны Божии (бене ха-элохим) предстать пред Яхве, и сатáн посреди их. И сказал Яхве сатáну: откуда идешь? И отвечал сатáн Яхве и сказал: прошел землю и исходил ее. И сказал Яхве сатáну: обратил ли ты помысел твой на раба моего Иова? Ибо нет [такого], как он на земле: человек – совершенен, и праведен (прям), и боящийся Бога, и удаляющийся от зла. И сказал сатáн Яхве и сказал: разве даром Иов боится Бога? Разве не Ты огородил снаружи его [самого], и снаружи дома его, и снаружи всех, что его, – кругом? Дело рук его Ты благословил, и скот его распространяется по земле. Но пошли руку Свою и коснись всего, что его, разве не в лицо Твое он благословит (здесь: похулит) Тебя? И сказал Яхве сатáну: вот – все, что его, в руке твоей, только на него не посылай руки твоей. И исшел сатáн от лица Яхве.

Иов 1:6-12 ТМ

Гибнет все имущество Иова, затем все его дети. Иов не похулил Бога. Теперь сатан должен предстать пред Бога, чтобы дать ответ об Иове.

И был день, и пришли Сыны Божии предстать пред Яхве, и пришел также сатáн посреди их, – предстать пред Яхве. И скал Яхве сатáну: откуда, от кого идешь? И отвечал сатáн Яхве и сказал: прошел землю и исходил ее. И сказал Яхве сатáну: обратил ли ты помысел твой на раба моего Иова? Ибо нет [такого], как он на земле: человек – совершенен, и праведен (прям), и боящийся Бога, и удаляющийся от зла. И еще он держится совершенства своего, а ты возбуждал Меня против него, чтобы разорить его – напрасно. И отвечал сатáн Яхве и сказал: кожа за кожу ; но все, что у человека, он даст за душу свою. Но пошли руку Твою и коснись кости его и плоти его, разве не в лицо Твое он благословит (здесь: похулит) Тебя? И сказал Яхве сатáну: вот он в руке твоей, только душу его сохрани. И исшел сатáн от лица Яхве и поразил Иова язвой злой от подошвы ноги его до темени его.

Иов 2:1-7 ТМ

Больше сатáн-диавол в Книге не появляется и под своим именем не упоминается. Но вопрос поставлен, спор должен быть разрешен. О Боге спорят благочестивые – Иов и его друзья. В конце диалога действующим лицом вновь выступает Бог… А что другая – «противная» сторона? Ведь одна из жгучих загадок Книги – кто такой диавол? В каком смысле диавол «противник»? Как вообще у Бога Творца может быть творение, которое Ему противится? Или такого не может быть?

Бог Сам дал ответ о диаволе – и в той именно Книге, где диавол выведен как действующее лицо под своим именем, в Книге Иова есть ответ о диаволе. Это самое трудное место не только в Книге, возможно, во всем Св. Писании. Понятно, почему. Если сатáн – ангел, отпавший от Бога, ставший Ему «противником» во всем, это значит, что сатáн имеет ангельский ум. Описать это духовное существо можно только на особом языке – это будет такая символизированная речь, которая местами нуждается в расшифровке. Имена диавола в речи Господа будут как главные указатели на природу сатанинского духа. Этих имен два: бехемот (множественное число) – «скоты, скотье», скотов скот, скотовище; и ливйатан (левиафан) – «извивающийся, вьюн, свитый, крученый»,  возможно, «связанный», чудовище морское, в LXX: дрáкон. Описанию бехемот’а и левиафана посвящена большая часть Второй речи Господа к Иову (Иов 40:15 / 40:10 сл.).

По смыслу всей Книги, по контексту речей Господа Иову, при тщательном анализе текстов на древнееврейском и древнегреческом языках , согласно христианской традиции, бехемот и левиафан – образы диавола.

Книга Иова в Ветхом Завете – особая, может быть, она одна такая, потому что она как будто допрашивает человека, на ней поверяются убеждения человека – вера и безверие, отношение к науке и к Откровению, христианство и иудейство… Чем является современная богословская мысль, хорошо становится видно, как только речь заходит о Книге Иова, особенно – о том, кто такой сатáн-диавол.

За последние десятилетия появилось несколько переводов Книги Иова с древнееврейского языка на русский. Перевод Сергея Аверинцева  – 1973 год, Моисея Рижского  – 1991 год, Андрея Десницкого  – 2001 год.

Общее у этих переводов то, что переводчики стоят на позициях научного исследования текста. Каждый из них по-своему понимает свою задачу, но все три перевода имеют как бы единый фокус, в котором видны общие установки. Переводчики сходятся в понимании фигуры диавола – «Противоречащего» (Аверинцев), «сатаны» (Рижский), «Врага» (Десницкий).

Диавол – это противник человека, но не Бога, иное мы не можем заключить из Книги Иова. Таков единый «фокус» воззрений названных трех авторов.

С.С. Аверинцев (историк литературы) пишет о «сатáне», что «это древнееврейское имя нарицательное живет в современных языках как имя собственное – «Сатана»… О Сатане в свете позднейшей теологии заведомо известно, что он противник Бога. О Противоречащем из Книги Иова известно пока что одно: что он – противник человека. Его отношения с Богом остаются загадкой и открытым вопросом» (комм. на стих Иов 1:6).

М.И. Рижский (историк религии) пишет, что «сатана предстает как глава невидимых сил, враждебных богу, как искуситель и источник всяких бедствий» – не в книгах Ветхого Завета, а только в «поздних, относящихся к I веку до н. э. апокрифических книгах» (ук. соч., с. 155).

М.Г. Селезнев (редактор серии, в которой издан перевод А.С. Десницкого) пишет: «в книге Иова, в отличие от более поздних иудейских и христианских текстов, Враг (евр. Сатáн) – это не противник Бога, а скорее противник и обвинитель человека» .

Мнение переводчиков Книги Иова разделяет историк религии М. Элиаде: «В первых упоминаниях о Сатане (Иов 1:6; Зах. 3:1 и сл.) он принадлежал небесному окружению Яхве и назывался «Врагом» постольку, поскольку был небесным духом враждебным человеку». Только в апокалиптической литературе Сатана становится «Противником Бога» .

Итак, когда сатана в Книге Иова явился под своим именем, то заставил историков религии объясниться. Они  согласились в одном пункте:

«сатана – противник человека, но не Бога». Такая картина мира нам предлагается как древняя, и как исходное библейское воззрение, и как плод научного исследования.

Но вдумаемся: если сатана противник человека праведного и человека как такового, ибо Иов – «человек» (Иов 1:1), а человек – «образ Божий» (Быт. 1:27), в человека же Сам «Бог вдунул дыхание жизни» (Быт. 2:7), – то как же, враждуя на человека до смерти человека, Сатана может не быть Противником (Врагом) Божиим? Никак этого быть не может, а верно как раз обратное. Поскольку диавол противник Бога, он с неистребимым и необратимым упорством и до конца будет враждовать на человека. Что сатана, по Книге Иова, и делал, когда разорял, убивал, казнил и мучил…

Если по первым главам Книги Иова вражда диавола по отношению и к человеку, и к Богу не была опознана, если с начала Книги не признать, что диавол – это ангел, отпавший от Ангелов «сынов Божиих», то и заключительная часть речей Господа к Иову, где речь идет о диаволе под именами бехемот и ливйатан, предстанет либо как поэма о гиппопотаме и крокодиле, либо как рудимент древних мифологических сказаний о «борьбе Яхве с первобытными чудовищами».

Так и произошло: ни один из трех переводчиков Книги в бехемоте-левиафане диавола не видит.

А.С. Десницкий пишет: «По-видимому, представления о неком реальном животном (скорее всего, гиппопотаме) переплелись в этом тексте с отголосками не дошедших до нас мифов о чудовищах «из начала времен»: Бегемоте и Левиафане» . Об «отождествлении Левиафана с Сатаной» Десницкий пишет, что это «позднейшая христианская экзегеза» .

Итак, научные установки трех названных переводов в отношении «сатáна», «бехемот’а» и «левиафана» – совпадают, в этом они едины. Врага рода человеческого они как врага Божьего не видят. Не наука виновна в том, что ученые диавола не видят…

Наука знает о себе, что она строится на каком-то мировоззренческом основании – является частью некоторой картины мира.

Если попробовать доискаться, почему современные ученые отрицают, что диавол присутствовал в библейской картине мира как активная сила, то мы нечто сможем понять и о современности, и о современных настроениях в среде ученых библеистов и богословов.

Из трех названных переводов Книги Иова с древнееврейского на русский наибольшую последовательность в изучении предмета демонстрирует, на наш взгляд, Моисей Рижский. Каждый стих Книги он исследует и везде договаривает до ясности свои общие выводы. На примере Рижского хорошо видно:

мировоззрение определяет отношение к библейским текстам.

Исходная мысль Рижского в том, что «религия Израиля прошла в своем развитии через те же ступени, что и религии других семитических народов» (указ. соч., с. 153). Когда Рижский исследует смысл ветхозаветных книг, для него такой фактор как «Откровение» не существует: «В представлении древних евреев, Яхве был богом Израиля, как Кемош – богом моавитян, Милком – богом аммонитян и Аншур – ассирийцев… Сплошь и рядом поведение Яхве нельзя объяснить никакими этическими мотивами – с позиций человеческой нравственности» (там же, с. 154). То есть племенной бог древних евреев мог быть и виновник зол, и сам быть злым.

Такие религиозные идеи как «универсализм, этическое совершенство и милосердие» Божества появились сравнительно поздно, в проповедях пророков (там же, с. 157).

Завершая экскурс в историю библейских текстов, Рижский утверждает: «Еще в  VI веке до н. э. в сатане видели лишь одного из многочисленных «сынов Божиих» (т. е. сверхъестественных существ, ангелов), подчиненных Яхве. Сатана был, однако, наделен некоторыми особыми полномочиями: он, в частности, выступает в роли обвинителя в небесном суде (Зах. 3:1)… Только в более поздних, относящихся к I веку до н. э. апокрифических Книге Юбилеев и Заветах двенадцати патриархов сатана предстает уже как глава невидимых сил, враждебных богу, как искуситель и источник всяких бедствий» (там же, с. 155).

Общая концепция, высказанная Рижским, имеет определенные мировоззренческие предпосылки.

Прежде всего, Откровение отрицается. Отрицается возможность – «прямого воздействия из иного мира на процесс составления библейских текстов», каковое воздействие именуется Откровением Божьим . Согласно такому взгляду, изучая книги Откровения, мы должны игнорировать Откровение. Исследователь библейских текстов может быть в своей личной жизни религиозным человеком, но в своей научной работе он должен быть безрелигиозным индивидом. Общее истолкование Ветхого Завета содержится в двух диаметрально противоположных учениях – в иудаизме и в христианстве. Исследователь сам по себе может быть кем угодно, хоть атеистом, наука предлагает ему суровую аскетическую практику:

«наука» требует: ни христианства, ни иудаизма – только надрелигиозный и надконфессиональный подход.

Вы скажете «отречение от веры»? Вам возразят. Как в политической жизни нам говорят (и говорить будут): «религия – частное дело граждан», так и в исследовании библейских текстов с позиций «науки» от нас требуют всего лишь отсечь религиозный смысл от текста религиозных книг. Это не «отречение от веры», это – нейтрализация всех религиозных понятий, поскольку они попадают в сферу научного рассмотрения.

«Ни христианства, ни иудаизма» – это позиция нейтральная?

Если «ни христианства, ни иудаизма», то книги Ветхого Завета будут изучаться отдельно от книг Нового Завета.

При том подходе, который демонстрирует наука, Ветхий Завет и Новый Завет никак не могут быть чем-то целым.

Изучать Ветхий Завет при помощи Нового Завета – это конфессиональный взгляд. Слова Христа: «Испытайте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39) – такое руководство для изучения Ветхого Завета с позиций «науки» есть узко конфессиональный взгляд, над которым нужно возвыситься, чтобы быть достойным звания «ученого» – человека «науки». А теперь спросим, если отсечь от Ветхого Завета Новый Завет, то это будет, в конечном счете, чей подход – христианства или иудаизма?

Между христианством и иудаизмом – нет середины, и нет никакой верховной – нейтральной – позиции, как бы она ни называлась. Нет надличной объективности в вопросах изучения библейских текстов.

Возьмем пример из М. Рижского. Он представил краткий очерк развития «религии Израиля» от племенного бога Яхве до развитого монотеизма. Если племенной бог – это исходное, то как быть с первыми – в Библии стоящими – книгами, скажем, книгами Бытие и Исход? Когда речь идет о сотворении мира, о грехопадении человека, о жизни патриархов, об Исходе из Египта, десяти заповедях, то Бог в этих мировых событиях – никак не бог еврейского племени. В первых словах: Берешит бара Элохим («В начале сотворил Бог») – Бог «Элохим» никак не те боги «элохим», из числа которых – Кемош моавитян, Милком аммонитян или Аншур ассирийцев. Что ответит «наука»?

Наука – спуску не дает. Начал косить – валяй себя по ногам . Рижский отвечает: «Библейские сказания о так называемых патриархах, родоначальниках еврейского народа, окутаны туманом мифов, и искать в них рациональное зерно очень трудно… Библейский рассказ об исходе – миф» (там же, с. 151).

Миф? Спросим иначе: а может человек сочинить миф? Где создаются мифы? В среде ученых-писцов? Собрались книжники и выдумали миф? Или они только подогнали миф под собственное богословие? И наверное, миф о едином боге чем-то очень отличается от всех других мифов? Откуда взялся этот – не миф, конечно, а непредставимо мощный источник единобожия, который держит все Писание и питает мысль богословов и мистиков тысячи лет?

Если мы скажем, что Пятикнижие излагает миф, то сложностей у нас прибавится, а не убавится… Недобросовестно с позиций науки объяснять небывалое, уникальное, неповторимое, неиссякаемо живое – Откровение при помощи явлений иного порядка – доступных сравнительному анализу, следовательно, в общих чертах повторяющихся, каковы миф и мифы.

Единобожие не получается из многобожия. Реконструкция исторического процесса возникновения единобожия обречена быть фикцией именно с позиций исторической науки.

Откровение единого личного Бога – или есть, тогда мы имеем Священную историю; или Откровение – отрицается, тогда мы имеем огромные сложности в плане понимания библейских текстов. И мы будем в этом последнем случае совершать недосмотры и фактические ошибки. Например, о том, чем в Ветхом Завете был сатана.

Когда историк религии строит свое рассуждение о том, что есть сатáн, его исследование движется по текстам при помощи словаря. Где у нас появляется слово «сатáн»?

Обозрели, получили: сатана – один из ангелов, который «наделен некоторыми особыми полномочиями». И во всем корпусе Ветхозаветных книг, как нам говорят, сатана нигде не предстает как глава невидимых сил, враждебных Богу, как искуситель и источник всяких бедствий, – таковым он предстает только в апокрифических книгах, где-то к I веку до н.э.

Поставим вопрос иначе – немного шире, чем позволяет словарь.

В Книге Бытия 2:9 упоминается эц ха-дáат тов ва-ра – «дерево познания хорошего и злого», или иначе: «древо познания, (что) хорошо, (что) зло». Откуда в мире «зло» (или «злой»)? Творил ли Бог зло (или злого)?

Вопрос о происхождении зла (страдания, смерти) таков, что без него нет никакой религии. Однако историк религии знает, что племенные боги – Яхве вначале таким, дескать, и был – творят чудовищные вещи, Яхве тоже-де творил зло, а древо познания хорошего и злого – миф.

А тот, кто явился в раю как «змей» – нахаш (Быт. 3:1), говорил с первыми людьми, лгал им и прельстил их, так что человек стал смертным, этот змей нахаш, он кто?

По той же логике, этот змей – мифический персонаж, и вообще, вся эта история с райским деревом – «напоминает хорошо известную мифологическую постановку: нагая богиня, волшебное Древо и его хранитель Змей». Это не цитата из справочника атеиста, это слова из серьезной современной научной работы . Историк религии думает, что «библейский змей в конечном счете удачно сыграл свою роль «хранителя» символа жизни или вечной молодости» .

Слово «миф» повторяют как заклинание от единобожия. И еще слово «миф» должно оберечь сатану от признания, что он в библейской картине мира – действительно есть, что он падший ангел, который «человекоубийца был от начала» (Ин. 8:44).

Историк религии может и в черта не верить, его дело, но в Библии сатáн присутствует – в текстах разных книг Ветхого Завета он упоминается под разными именами.

Применительно к райскому «змею» нахаш историк религии понимает, что библейский змей не вполне вписывается в миф о Нагой богине, волшебном Дереве и Змее-хранителе, тут историку нужно признать, что «архаический миф был радикально переработан автором библейского рассказа… В дошедшем до нас виде этот библейский рассказ свидетельствует о растущем авторитете яхвистского монотеизма» . То есть «змей» нахаш в раю – это переработка мифа в эпоху становления монотеизма из родоплеменного культа Яхве .

А что тогда «змий» – ливйатан?

Мы встречаем этого левиафана в Книге Иова. Книга Иова считается у историков книгой поздней . Когда «яхвистский монотеизм» был уже в полном авторитете, кто такой был этот подробно описанный в Книге Иова левиафан? – Крокодил. Либо опять-таки реминисценция мифа.

А кто такой ливйатан в Книге пророка Исаии? Пророк Исаия – это уже вполне монотеизм, не так ли? И ведь Исаия не воспоминает о ливиафане, он пророчествует о двух левиафанах (LXX: «дрáконах»), каждый из которых еще и «змей» нахаш:

В день тот Яхве посетит мечом Своим – тяжелым, и большим, и крепким – левиафана змея бегущего и левиафана змея извивающегося и убьет [зверя] таннин, что в море.

Ис. 27:1 ТМ

Если речь идет не о сатане и зверях его, то о чем идет речь? Пророк Иезекииль поминает большого (морского) зверя – ха-танним ха-гадол (LXX: «дрáкона великого») как богопротивника:

Так говорит Адонай Яхве: вот Я на тебя, фараон, царь Египта – [зверь] танним великий, лежащий посреди рек своих, который говорит Мне: река – моя, и я создал [ее] себе.

Иез. 29:3 ТМ

А есть в Библии еще какое-то чудовище морское – рáхав. У пророка Исаии говорится, что «мышца Яхве в дни древние растерзала рáхава, пронзила [зверя] таннин» (см. Ис. 51:9 ТМ), зверя, что в море. Иов говорит, что Бог «разумением сокрушил рáхава (LXX: «кита»)… рука Его пронзила змея (нахаш) бегущего» (Иов 26:12, 13 ТМ).

А Книга пророка Ионы – это, может быть, вообще сказка? В этой Книге мы находим явно необыкновенную «большую рыбу» – даг гадол. Сказано:

И повелел Яхве большой рыбе проглотить Иону, и был Иона во чреве рыбы три дня и три ночи.

Ион. 2:1 ТМ

Иона отлично понял, куда он попал: он взмолился Богу – «из недр Шеола» (Ион. 2:2). Во аде (Шеоле) был Иона – в царстве мертвых, владыкой которого был сатана – даг гадол – проглотившая Иону «большая рыба». Иона – как из мертвых воскрес, о чем говорил Христос, что это знамение Его из мертвых воскресения. И знамение Ионы – особое, о нем Христос сказал: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 12:39).

О добрые времена, когда кто-то искал знамений… Знамения могли быть основанием для зрелого суждения, чтобы отвергнуть проповедь Христа Спасителя. Род лукавый и прелюбодейный искал знамения с этой именно целью, а иное ему не давалось, кроме знамения Ионы пророка. Когда не приняли Воскресения Христова (знамения Ионы пророка), не приняли и Христа-Мессию. Как все было ясно. А что теперь?

Теперь иной «род» восстал – он ищет «жанровое определение книги Ионы» , и он его находит. Книга пророка Ионы – «волшебная сказка», а особенности этого жанра исследованы досконально… Мнение о пророческой книге как о «волшебной сказке» высказывает переводчик Книги Иова на русский язык А.С. Десницкий – историк литературы.

Но и это не предел. Потому что те, кто видят в Книге пророка Ионы не книгу пророческую из Писания Священного, а «волшебную сказку», – они хотя и не говорят о том, что такое «большая рыба», но – они допускают, что, с позиции сказителя сказки, это все-таки  было «чудо». В Толковой Библии (начала XX века)  объясняют, что Иону, скорее всего, проглотила акула squalus carcharias, она-де «водится в Средиземном море и вполне может проглотить человека целиком» .

Есть у сатаны и звездное имя – по-гречески «Эосфор» (несущий свет зари), в латинской передаче «Люцифер», в славянской «Денница». Его полное имя «Денница, заутро восходящая» (LXX), на языке оригинала хелел бен-шáхар – «Блистающий сын зари»:

Как упал ты с неба, Блистающий, сын зари, ты разбился о землю, попиравший народы.

Ис. 14:12 ТМ

 Историки религии и историки литературы так и пребывают в заблуждении, что диавол как «глава сил, враждебных богу, искуситель и источник всяких бедствий» предстает только в апокрифических книгах, где-то к I веку до н.э.

Это не так. От Книги Бытия до пророческих книг, от райского бытия человека до пророчеств о воскресении Христовом и Страшном суде сатана присутствует как деятельная сила во всей библейской картине мира, а в текстах книг Ветхого Завета – под именами:

злой – ра רע,

змей – нахаш נחשׁ,

скотовище – бехемот בהמות,

змий – ливйатан לויתן,

зверь водяной – таннин תנין, (танним),

большой зверь моря – танним гадол גדול תנים,

большая рыба – даг гадол  גדול דג,

чудовище – рáхав רהב,

хелел бен-шáхар   ן הילל

фараон – паро פרעה,

противник – сатáн שׁטן,

никчемный, негодяй – белийáал בליעל (велиал – Пс. 41/40:9; Пс. 18/17:5)

боги – элохим אלהים. В кн. Исход Яхве говорит: «Во всех богах (элохим) Египта произведу суды» (Исх. 12:12), что можно понимать как суд над теми «сильными» (элохим), с помощью которых действовали египетские маги.

И это только имена диавола-человекоубийцы. Он может являться в образах – как лев, конь, орел – и других. Приведем пример из Псалма 91/90, стих 13 (ТM):

На льва и аспида наступишь,

потопчешь скимна и змия.

«Лев» шáхал שׁחל — символ враждующего; упоминается почти всегда в негативном значении (но и Яхве называет себя «лев и скимен» в отношении грешных Израиля; Ос. 5:14).

«Скимен» кефир ארי — молодой лев. Когда враг рода человеческого изображается как лев (арйе, шáхал, кефир), то он обнаруживает две повадки: первое – терзать (Пс. 7:3), второе – скрываться (Пс. 10:8/9:29).

«Аспид» пéтен פּתן — какая-то змея, упоминается наравне (в параллельных частях стиха) со «змеем» нахаш, соблазнившим людей в раю (Пс. 58/57), и «змием» таннин (Втор. 32:23).

«Змий» таннин — это может быть ядовитая змея (Втор. 32:23), но по большей части это –  морской (или речной) зверь – обозначение диавола (Пс. 74/73:13).

Итак, что мы видим в этом стихе? Лев и скимен – плотоядное и коварное. Аспид и змий – ядовитое и низкое.  Сатанинские силы упоминаются в паре: лев и аспид, скимен и змий. Однако это – одно духовное существо: диавол изображается с разных сторон.

Диавол может являться в образах и – вне фиксированного образа. В Новом Завете он назван архонт этого космоса – «князь мира сего» (Ин. 12:31, 14:30, 16:11; Еф. 2:2), а его слуги – космократоры, «мироправители тьмы века сего» (Еф. 6:12).

Мир сей, обитаемый мир, на языке Ветхого Завета – «земля» эрец. То, что Христос сказал о диаволе, что он князь мира сего, в Книге Иова звучит так:

Земля отдана в руки злодея, лицо судей ее он закрывает, если не он, то кто?

Иов 9:24 ТМ

Действительно, кто он? Если вся земля отдана в руки его, то он или сатана или Бог. Но сатаны нет в библейской картине мира ученых-библеистов, потому что для них сатана как враг Божий появится только в апокрифах I века… Тогда «кто он, злодей?»

«Злодей здесь – сам бог! Похоже на то, что автор сознательно облек этот выпад Иова в адрес бога в двусмысленную форму, чтобы завуалировать его святотатственный характер», – прямо заявляет Рижский (указ. соч., с. 96), и это выгодно отличает его от переводчиков христиан – Аверинцева и Десницкого, которые в своих переводах – ни вашим, ни нашим – фактически то же признают .

О том, кто есть Бог в речах Иова, Рижский составил такое мнение:

«Можно себе представить, что еще древний читатель из вдумчивых, прочитав те места в речах Иова, в которых бог подвергался столь злой и беспощадной критике, а вместе с тем – другие места, где тот же Иов описывает могущество и мудрость бога, неизбежно должен был вынести впечатление, что для Иова – участника диалога – бог представлялся не иначе как каким-то могучим и премудрым и в то же время коварным и злым демоном, который активно вмешивается в земные дела, но только для того, чтобы причинять страдания людям невинным и праведным, а злодеям помогать в их злодеяниях» (указ. соч., с. 177; выделено нами – Е.А.).

Если называть вещи своими именами, то, согласно Рижскому, бог в речах Иова – диавол. Как злобного демона его Иов якобы и обличает, Рижский называет это свободомыслием, и это ему – явно по вкусу. «Можно думать, что автор поэмы о Иове с самого начала не только не ставил перед собой задачу оправдания Яхве, но наметил нечто противоположное» (указ. соч., с. 176).

Таков подход Рижского. Важно понять, что это не наука. Это то, что лежит в основе тех библейских исследований, которые аттестуют себя как «наука». В основе лежит мировоззрение, в котором Откровение отрицается, Ветхий Завет отторгается от Нового, а библейский монотеизм – это «религия Израиля» как плод естественной эволюции.

Нам предлагают рассматривать «религию Израиля» – как процесс развития от примитивного ко всеобщему, от полудикого состояния к вершинам человечности. Мир и человечество развиваются эволюционно и прогрессивно… Это глубинный пласт самочувствия, который держит и несет на себе всякого рода исторические реконструкции «религии Израиля». Концепция прогресса может так глубоко запасть в душу человека, что он признáет, что мир ужасен и бесчеловечен, что все катится в тартарары, но он будет говорить о разуме и о свободе, то есть, в конечном счете, будет поворачиваться на сторону прогресса, даже если весь прогресс будет сосредоточен в его единичном «уме» и его персональной «свободе».

Чем оканчивает Рижский свой основательный труд о Книге Иова? – Тем, что цитирует Зигмунда Фрейда: «Голос разума тих, но он не успокаивается, пока не добьется, чтобы его услышали. В конце концов, хотя его снова и снова, бесконечное число раз ставят на место, он добивается своего» (Рижский, указ. соч., с. 239). Вечное беспокойство и бесконечное упорство – нет силы, которая могла бы извлечь некоторых сторонников теории эволюции и прогресса из этих глубин. Эти люди могут представлять себя атеистами… Но это атеисты – религиозного склада, отнюдь не неверующие, они богоборцы.

Почему ученые исследователи не видит, что бехемот и левиафан Книги Иова – это сатана, а змей в истории грехопадения – образ диавола? Почему они вообще не видят, кто такой сатáн-диавол в ветхозаветных книгах? Все по одной причине:

кто такой диавол в Ветхом Завете, отчетливо видно только из Нового Завета, когда диавол был побежден.

Если книги Ветхого Завета рассматриваются в изоляции от Новозаветной религии – то это, в конечном итоге, подход не христианский, а поскольку нейтрального подхода нет, это взгляд иудейский.

Такой взгляд могут демонстрировать христианские богословы, поскольку они избирают для себя позицию научного, как они его понимают, исследования. Возвыситься над различиями конфессий и религий – кажется, что это взгляд общемировой, современный, научный. Христианский исследователь может незаметно для себя оказаться на позициях противоположной христианству идеологии, а в последовательном виде она развита только в иудаизме. Существует такое направление в современной исторической науке и библеистике, которое помогает исследователю независимо от личных убеждений стать иудействующим.

Последний по времени перевод Книги Иова с древнееврейского на русский принадлежит Андрею Десницкому. Автор представляет определенный тип современной христианской религиозности. Перевод Десницкого можно понимать только в контексте той серии, где тот опубликован: «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского». Возникло целое направление в переводе текстов Ветхого Завета на русский язык – исключительно с древнееврейского и в рамках современной литературоведческой доктрины. Зрелый плод ученых этого направления – последнее издание Библии на русском языке (ветхозаветная часть).

«Принципиальная особенность наших переводов, – пишет редактор Серии, произведения которой вошли в последнее издание Библии на русском языке,   – ориентация на современную литературную норму» . Насколько переводы Серии и последняя русская Библия становятся популярными, настолько это утверждение нуждается в анализе.

Переводчик Книги Иова А. Десницкий справедливо утверждает, что «понимание библейского Откровения в огромной степени зависит не только от самого текста, но и от веры человека… того общества – или той общины – к которой он принадлежит» . Ему вторит иерей Владимир Зелинский: «Язык – тело нашей веры… Синодальный Новый Завет и Новый Завет в переводе В.Н. Кузнецовой или тем более Евангелие от Марка у С. Лезова – по сути два разных исповедания» (там же, предисловие, с. 14, 15). Именно так: перевод библейских книг зависит от веры, перевод свидетельствует о вероисповедании.

А. Десницкий выделяет два способа восприятия Св. Писании и заявляет собственный – третий подход, он же и является принципиальным для переводчиков серии «Ветхий Завет». Один подход приемлет Предание (это православная и католическая традиции), другой, по преимуществу, протестантский. Переводчики серии «Ветхий Завет» не хотят быть в русле ни одной из трех означенных христианских деноминаций. Они работают вне всяких конфессиональных ограничений и даже поверх христианства в его отличности от иудаизма и мусульманства. На что же они опираются?

«Сегодня все шире распространяется и третья модель отношения к библейскому тексту… Условно можно назвать этот подход текстуальным – Библия есть прежде всего текст, который может и должен быть прочитан, подобно прочим текстам в своей целостности и полноте» (там же, с. 86; курсив наш – Е.А.).

Сначала мне сказали, что «понимание библейского Откровения в огромной степени зависит не только от самого текста, но и от веры», потом мне говорят, что «Библия есть, прежде всего, текст, который может и должен быть прочитан, подобно прочим текстам». Прочие тексты, например, Данте, Шекспир или Толстой – для своего понимания не обязательно требуют веры. Библия требует веры? Библия – это как прочие тексты, или она не как прочие тексты?

О том, что вера нужна для понимания Откровения, А. Десницкий говорит или из вежливости, чтобы успокоить ортодоксов, или он это относит к себе лично: сам он – православного вероисповедания, но это не должно отражаться на его научной работе. Текстуальный подход к Библии А. Десницкий обосновывает задачами миссионерской работы. Десницкий и его единомышленники трудятся ради воображаемой фигуры, которую называют «современный человек» или «рядовой читатель» (там же, с. 102), это человек, чаще всего, не церковный, неверующий, не имеющий никакого опыта в чтении не только ветхозаветных, но и новозаветных книг.

«Рядовой читатель» – это какой-то общечеловек, беспамятный, без опыта языка, без истории предков и родного пепелища… Если Бог Слово просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9), то это не относится к «рядовому читателю», его душа чиста от всякого воздействия… Перевод Библии должен сначала проникнуть в сознание «рядового читателя» как нечто занимательное и сходу понятное, лучше всего – художественное. Для текстуального подхода «особой ценностью обладает перевод художественный, призванный передать не только «букву» текста и его «дух», но и его красоту, его душу» (там же, с. 87).

«Итак, современная библеистика все больше внимания обращает на текст как таковой… анализирует Библию при помощи стандартных литературоведческих методов» (там же, с. 88, 89; курсив наш; – Е.А.). «Иными словами, – говорит R. Alter, единомышленник Десницкого, – речь идет о наборе исследовательских приемов, с помощью которых изучалась поэзия Данте, пьесы Шекспира и романы Толстого» (там же, с. 90).

Вот теперь все становится на свои места и Десницкий притчи не говорит никакой. Остается только проследить выводы из означенной позиции.

«Современный библеист утверждает: как ни относиться к Божественной стороне Библии, человеческая ее сторона прекрасна и достойна нашего внимания» (там же, с. 90; курсив наш – Е.А.). Правильно, если «Божественную сторону» учитывать всерьез, то не получится главного, к чему стремится Десницкий и переводчики серии «Ветхий Завет»: это – «межконфессиональный перевод, который не смутит представителей ни одной из основных христианских общин» (там же, с. 99; курсив наш – Е.А.).

Можно еще выше подняться: мусульмане, христиане и иудеи, мы все – «собратья по Аврааму… Чтобы научиться жить в мире, мы должны лучше понимать друг друга» (см. там же, с. 101; курсив наш – Е.А.).

А Христос считал иудеев – детьми Авраама? Читаем Евангелие: «Сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям», тем, кто готов был принять Его как Мессию: «если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы. А теперь ищете убить Меня» (Ин. 8:31, 39, 40). Апостол Павел ставит твердо: «не все дети Авраама, которые от семени его» (Рим. 9:7).

Для того, чтобы жить в мире, не обязательно брататься в вере. Знание основ своей веры никогда не повредит межконфессиональному миру. А вот межконфессиональный перевод – попросту невозможен. Без веры Священное Писание не читается.

За установкой «ориентация на современную литературную норму» стоит богословская позиция: «ни иудаизма, ни христианства, только текст». Но не такая вещь Священное Писание Ветхого и Нового Завета, чтобы переводчик мог избегнуть вопроса: Иисус из Назарета – Мессия? Он – Бог? Иов невинным страданием указывает на Мессию? Или нет? Правее Иов своих обвинителей?

Богословская позиция: «ни иудаизма, ни христианства, только текст» – позиция не христианская.

Нам говорят: мы, новое поколение библеистов, «анализируем Библию при помощи стандартных литературоведческих методов». Но неужели не понятно: то, что примéним, то и получим. Хотите представить Библию как лит. памятник? Не получится, потому что она больше, чем любая литература.

Теперь о переводе Десницкого. Всякого автора нужно судить согласно тем требованиям, которые он считает для себя обязательными. Ни иудейства, ни христианства, только текст. (Прямо, «ни мира, ни войны, а армию распустить».) Пусть так. Автор перевода обосновал, почему он переводит исключительно с древнееврейского. Это плодотворный подход: параллельные переводы библейских текстов нужны. Автор, наконец, оговорил свое право не переводить дословно: он хочет передать не только «букву» и «дух» оригинала, но его душу и красоту… Пусть так. Эти требования автор перевода предъявляет самому себе. Беда в том, что он им не удовлетворяет. У него нет уважительного отношения к еврейскому тексту. Приведем два примера: один о левиафане, другой о бездне преисподней.

Для перевода трудных мест Св. Писания с древнееврейского языка первая задача и главная трудность – понять, о чем идет речь.

Восстановление контекста речи – первая задача переводчика с древнееврейского.

Самым древним опытом истолкования древнееврейских письмен был перевод на греческий язык (Септуагинта). Перевод на греческий часто помогает восстановить контекст речи. Именно так обстоит дело, когда мы читаем описание бехемот’а и левиафана в Книге Иова.

Стих из описания левиафана Иов ТМ 41:22:

Под ним – острия черепка,

он простер харуц на грязь (тит).

Понимание стиха зависит от того, как понимать харуц חרוץ. Переводчики еврейского текста на русский видят перед собой крокодила: брюхо крокодила подобно «молотильной доске» – молотилу харуц (ср. Ис. 41:15). Десницкий пишет: «При обмолоте зерна использовались тяжелые деревянные щиты с вставленными в них острыми камнями. Быки волокли такие щиты по рассыпанным на земле колосьям, чтобы вылущить зерно» .

Если хотя бы на минуту отвлечься от того, что левиафан – это крокодил с феноменально жестким брюхом, то можно заметить, что слово харуц означает не только молотильную доску, но также «желтое» («рыжье»), поэтическое название золота (ср. Пс. 68/67:14). LXX поняли и перевели харуц как «золото», во-первых, потому что они думали не о брюхе крокодила, а о левиафане-диаволе, а золото – орудие диавола .

Перевод LXX стиха Иов 41:22 о левиафане:

Ложе его клинки острые.

Все золото моря под ним – как брение несказанное.

Мы не знаем Vorlage (текста, который лежал перед переводчиком) стиха Иов 41:22, мы не знаем, был ли перевод LXX этого стиха точным или интерпретирующим. Но мы знаем другое: понимание контекста выдержано у LXX толковников безупречно: левиафан – дух богоборчества, вражды и наживы, его нельзя победить ни средствами войны (Иов 41:18-20), ни средствами экономики. С другой стороны, и бояться того, что все обращающееся в торговле золото соберется в одних руках, не нужно.

К этой древнейшей и авторитетнейшей интерпретации древнееврейских письмен из современных переводчиков не прибег никто (даже ее не упомянул). Это может быть следствием узкого и некритичного отношения к библейским текстам, но может иметь и другое основание. Септуагинта позволяет увидеть, что левиафан – это диавол; однако эта экзегеза упоминается авторами современных переводов как христианская. В их понимании Новозаветная экзегеза для книг Ветхого Завета – слишком поздняя, поэтому они ее никак не учитывают.

М. Рижский переводит Иов 41:22 (без комментария):

Низ (тела) его – острия черепков,

(Как) молотильный каток лежит он на грязи.

А. Десницкий переводит:

Его брюхо – что острые черепки,

боронит он ими грязь.

Почему так уверен Десницкий, что в стихе речь идет о крокодиле, а не о диаволе? Может быть, левиафан – это все-таки сатана? Такую мысль Десницкий допускает… и легко отвергает.

«Трудно понять, кто такие Бегемот и Левиафан»; может быть, они «воплощение чистого зла – выражаясь языком современного богословия, Сатаны? Едва ли, ведь Господь даже любуется этими страшными тварями» . И далее Десницкий цитирует стихи о левиафане в своем переводе…

Действительно, в описании бехемот’а и левиафана Масоретский текст местами резко расходится с Септуагинтой и возвеличивает этих существ. Недоумение должны вызывать эти стихи из Книги Иова, толчком послужить для исследования, вопросы поднимать – заставить расшириться за пределы одного из библейских текстов, а именно, Масоретского. Например, в Септуагинте не «любуется» Господь этими страшными тварями, но дает образы своего противника, Господь озадачивает и ужасает Иова: «Не ужасаешься ли, что он уготован Мне?» (Иов 41:2 LXX)

Почему так легко мирится Десницкий с расхожими мнениями по ключевым и проблемными местам Книги Иова? Потому что мировоззрение его таково и – как следствие – отношение к библейским текстам. Если рассматривать «текст как таковой» – «анализировать Библию при помощи стандартных литературоведческих методов», то богословие уйдет на второй план… Оно и не очень для переводчика важно, а в Книге Иова богословие, по его мнению, очень даже простое. Бог говорит Иову: «Согласись с Моим благим замыслом о мире и о тебе самом, даже если ты его до конца и не понимаешь», Иов согласился, так состоялась «встреча и примирение этих Двоих» (там же, с. 339, 341). Все, для межконфессионального перевода библейской книги как лит. памятника больше ничего не нужно. Нет богословия – не нужно разбираться и с концептуальными различиями библейских текстов.

Содержательные расхождения между Септуагинтой и Масоретским текстом местами настолько велики, что не без основания утверждают, будто перевод Книги Иова, вошедшей в Септуагинту, основывался на еврейском тексте, отличном от Масоретского. И даже сами сторонники Масоретского текста как самого авторитетного и исходного указывают, что «переводчики Септуагинты жили на несколько веков раньше, чем масореты» (имеются в виду авторы окончательного варианта Масоретского текста), и что поэтому «представляется вполне возможным, что их прочтение и понимание двусмысленного места могло быть ближе авторскому» .

Почему этого не учитывает Десницкий? Если так дорог сердцу Десницкого межконфессиональный перевод, то почему нет обращения к Септуагинте, которая была переводом до-конфессиональным?

Позиция «ни иудейства, ни христианства, только текст» – позиция не христианская, а по направленности – определенно иудейская. Отсюда и безоглядное – на Септуагинту – следование одному Масоретскому тексту, и старание больше концентрироваться не на «Божественной стороне Библии, а на человеческой ее стороне». Богочеловеческое как общий стержень Ветхого и Нового Завета при таком подходе утрачивается.

Если нет понимания, что Ветхий Завет может быть прочитан и понят только из Нового Завета, то сатáн-диавол как активная действующая сила останется невидим. Христос сказал о диаволе: «Он человекоубийца был от начала» (Ин. 8:44) – он и есть тот самый змей нахаш, который соблазнил первых людей и через него человек стал смертным.

Слова Мессии должны отрицаться теми, кто отрицает Мессию. Слова Христа о предмете, который вошел в орбиту научного рассмотрения, – о диаволе, не учитываются теми, кто называет себя христианами. Для этих ученых нет выбора: или такая «наука», или Христос, потому что этот выбор уже произошел, и плоды его налицо в виде их переводов и научных работ.

Если не стоять на позициях Нового Завета, то диавола не разглядеть ни в именах, ни в обличьях. Бехемот будет гиппопотам, левиафан – крокодил, или, того лучше, бегемот и левиафан – это динозавры .

Переводчики серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» дают нам прекрасный урок: если «ориентация на современную литературную норму» выходит на первый план, – как «принципиальная особенность», – то эта мировоззренческая позиция отнюдь не «нейтральная» по отношению к христианству и иудаизму. В вопросах религиозной веры нет объективности, нет такой позиции – есть сдача позиции.

Иудейство умеет находить себе место внутри христианской Церкви – как прививка, как настроение, как научный метод.

Иудаизация христианства – это неизбежный фактор нашей религиозной жизни и работа в этом направлении не прекратится никогда.

Если держать в уме это знание, то гораздо проще будет разглядеть, что последние переводы серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» – это и в плане мировоззрения, и как межконфессиональный подход, и в конечном итоге – начинание иудейское.

Последний по времени перевод Книги Иова слеп в отношении духовных сущностей. Приведем еще пример, по-своему очень показательный. Стих Иов 36:16 ТМ говорит о бездне Аваддон (это – нижняя часть преисподней). В стихе – три части и три мысли:

1) мучение в бездне есть следствие грехопадения, когда сам сатана «прельстил» (Быт. 3:13) человека «из уст врага», змея.

2) Аваддон – это тяготеющее вниз, подобное воде, длящееся в вечности падение… Есть «бездна», и есть «протока под» бездну.

3) в эту абсолютную склизь «уходит» то, чем человек жил – его сытная «жирная трапеза».

Три мысли – три части стиха Иов 36:16. Читаем в переводе с греческого:

И кроме того, он прельстил тебя из уст вражиих.

Бездна – сток  ниже ее,

и снидет [туда] трапеза твоя исполнена тука.

В еврейском тексте этого стиха есть пять слов разного значения . Если понимать, о чем идет речь, то получим в буквальном переводе с еврейского:

И еще, он соблазнил тебя из уст беды,

ширь – нет сгустка под этим,

и спуск – стол твой полон жира.

Речь идет о какой-то пропасти: это – «ширь, разверстие» Аваддона, грешник соблазнен врагом, он падает в бездну, где такая разреженность (нет сгустка), что не с чем сцепиться, не за что зацепиться; туда же падает и все, чем человек наслаждался при жизни  – стол с яствами.

Итак, Аваддон – это протока под бездну (греческий перевод), абсолютная склизь (еврейский текст), падение без сопротивления – в такой разреженности, что одинокому нет возможности ни за что зацепиться… Сказано: в адскую бездну сойдет твоя жирная трапеза (LXX=ТМ). В Евангелии образ овеществился: это – стадо, летящее в пропасть, стадо свиней, летящее в пропасть.

Если пренебречь греческим переводом и не понять, о чем идет речь, то можно сделать такой буквальный перевод, который действительно лишен смысла. М. Рижский, желая продемонстрировать, что стих Иов 36:16 totus dubius (целиком сомнителен) переводит: «Итак, он вывел тебя из несчастья простор без стесненности, вместо того и удовольствие стол твой полон жира» .

Хуже, чем такой буквальный перевод, может быть только попытка интерпретировать текст без понимания общего смысла речи. Вот опыт Десницкого, в нем речь идет не об Аваддоне – о дарах Божьих:

И тебя бы Он вывел из теснины

на простор, где нет преград;

яствами стол твой уставил.

Переводы серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» выходят регулярно, и ясно, куда идет дело: скоро мы получим весь Ветхий Завет в переводах по означенному принципу : ни иудейства, ни христианства, только текст и ориентация на современную литературную норму. Хотелось бы узнать, какое ощущение стоит за этой дружной, командной работой переводчиков? Как чувствует себя в современной России автор межконфессионального перевода? Книга Иова каким-то образом заставляет исследователя высказаться о своих личных убеждениях. Десницкий высказался.

А. Десницкий сравнивает положение православных христиан в современной России и положение христиан в Римской империи III века, в эпоху гонений. «Христиане, как и семнадцать веков назад, по-прежнему ощущают себя меньшинством, живущим в пренебрежении, а порой и в бесчестии» .

Никто сейчас в России христиан не бесчестит, однако христианин Десницкий так себя чувствует. Вероятно, это очень сильное чувство, потому что Десницкий – ценит общение и общее дело, но не находит его в православной среде. Для него Россия – страна «постхристианского мира», точно такая же, как любая страна на Западе. Особенно после террористических ударов «наши разногласия с Западом», по мнению Десницкого, выглядят настолько второстепенными, что он предпочитает говорить не о Западе и Востоке, «а о Севере, включая Россию – то есть, по сути дела, о постхристианском мире как о некотором несомненном единстве» (там же, с. 325). Десницкий соглашается со словами своего друга бенедиктинца: «На небесах нет разделения на конфессии… все разделения только на земле» (там же, с. 247, 250).

Десницкий цитирует автора III века (эпохи гонений) о христианах: «всякая чужбина им – родина и всякая родина – чужбина… на земле обитают, но гражданство их – на небе… Как душа пребывает рассеянной по всем частям тела, так христиане – по городам мира». Эти слова – о гонимых и мучениках – Десницкий применяет к христианам сегодняшнего дня: получается так, что христиане «постхристианского мира» живут в рассеянии; они, пишет Десницкий, – «граждане неба с земной пропиской» (там же, с. 274, 275, 277; курсив наш – Е.А.).

И, наконец, Десницкий ощущает себя ответственным меньшинством: «Мы меньшинство… можем стремиться хотя бы к тому, чтобы нас услышали… Не рассеет ночную тьму один светильник, но если погаснет и он, путники заблудятся» (там же, с. 304, 305).

Десницкий – христианин православного вероисповедания, Рижский – «научный атеист», но самочувствие у них общее. Умонастроение – нечто более глубокое, чем декларации об убеждениях. Самочувствие может сплотить людей разных взглядов, особенно если они чувствуют, что они меньшинство в косной (вариант: агрессивной) среде.

У переводчиков серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» есть желание и готовность пойти гораздо дальше, чем перевод ветхозаветных книг. Речь уже идет о подготовке церковной реформы, они заявляют о необходимости реформировать язык православного богослужения. Во всяком случае, такую позицию активно заявляют переводчик Книги Иова А. Десницкий  и сотрудники Библейско-Богословского Института св. апостола Андрея (духовным отцом которого был священник Александр Мень).

А. Десницкий – внимателен к доводам оппонентов, готов к обсуждению ключевых вопросов и возражает предметно. Иную позицию находим в манифесте Библейско-Богословского Института св. апостола Андрея. В программном документе Института читаем:

«К сожалению, следует отметить, что к углубленному изучению Библии и достижениям современной (главным образом, западной) библеистики в русском православии традиционно относятся подозрительно или с открытым неприятием. Конечно, речь идет о малообразованных священниках и мирянах, но их всегда было большинство и, увы, активное большинство, пользующееся большим влиянием. Так было в 19 веке, когда с огромным трудом пробивал себе дорогу первый русский перевод Библии. Само чтение Библии на русском языке казалось кощунственным. Желающим предлагалось изучить мертвый церковнославянский язык. Как не вспомнить здесь современный запрет на перевод церковной службы на понятный верующим язык!» 

Почему образованные люди, знающие по нескольку новых языков и изучившие древние языки, так пекутся о рядовых верующих (нечто вроде «рядового читателя»), чтобы те не брали в рот мертвый церковнославянский язык и не напрягали слух для понимания церковной службы на этом языке?

Потому что церковнославянский язык – это конфессиональная принадлежность, а желание реформаторов – возвыситься над конфессиональными различиями, потому что «наши перегородки до Бога не доходят». Да, межконфессиональность и всемирность приводят к тому, что приходится Ветхий Завет рассматривать изолированно от Нового, но кто сказал, что изоляция Нового Завета – это следствие? Может быть, это цель?

Как-то так получается, что с конфессиональных позиций сатáн-диавол в книгах Ветхого Завета видим, а с межконфессиональных и научно-атеистических позиций он не видим. Есть люди, которые работают с текстами Ветхого Завета и трудятся как реформаторы, находясь внутри христианской Церкви, – так, чтобы сатáн-диавол как активная сила в библейской картине мира и впредь оставался невидим. Опыт показывает, что когда автор, много работающий с еврейскими текстами, заявляет, что он христианин, не следует сразу этому верить.

Окончание речи Господа о сатане в Книге Иова содержит два вывода.

Первый вывод:

Нет ничего на земле подобного ему,

сотворенного – поругаемым быть от Ангелов Моих.

Иов 41:25 LXX

Единый, Кто не имеет подобного – Сам Господь: «Кому вы уподобите Меня и кому Я равен? говорит Святый» (Ис. 40:25 ТМ). Сатана сотворен в чине небесном, и на небе есть подобные ему: от Ангелов Божьих вечно быть ему поражаемым в слове (поругаемым, посрамляемым). Местопребывание сатаны – земля, как оппозиция небу.

Сатана ниспал на землю, чтобы уравняться с Богом Творцом: не иметь подобного себе, – и он достиг своего, ибо «на земле», говорит Господь, нет подобного ему.  

Иной смысл того же стиха в Масоретском тексте:

Нет во прахе похожего на него,

он создан без боязни.

Иов 41:25 ТМ

 Вместо слов «нет ничего на земле подобного ему» в ТМ: «нет во прахе (ал-афар) похожего на него». Из праха афар был создан Адам (Быт. 2:7 ТМ), сатана в ТМ Книги Иова сопоставлен не с Ангелами Бога, но с сынами Адама. В ТМ ангельское происхождение диавола не прочитывается, Ангелы Божии не упомянуты. ТМ: «он создан без боязни». Что это? Гимн? Никто левиафану не страшен?

В Откровении Иоанна Богослова говорится о двух зверях: один зверь восходит из моря (сам диавол), другой зверь восходит от земли (антихрист), второй зверь служит первому (Отк. 13:1, 11, 12). Оружие первого зверя – удивление: «поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю?» Оружие второго зверя – страх, потому что он творит знамения и убивает «всякого, кто не поклонится образу зверя» (Отк. 13:4, 15).

Поклоняться образу зверя будут – дивящиеся бесподобию (зверя морского), также от страха (зверя земного).

Что мы находим в Книге Иова, где единственный раз рассказана притча о диаволе?

Септуагинта сообщает о левиафане, что «нет ничего на земле подобного ему», – это предупреждение: не дивиться бесподобию зверя.

Масоретский сообщает о левиафане: этот зверь создан без боязни. И здесь одно из двух: либо зверь, восходящий из моря (левиафан), «без боязни» от человеков жил на земле, пока не был поражен в голову Христом (Отк. 13:3); либо Масоретский текст несет гимн левиафану.

Второй вывод из речи Господа о сатане:

Он все высокое видит,

а сам царь над всеми, кто в водах.

Иов 41:26 LXX

Сатана видит высокое – все; следовательно, он сохранил ангельский ум – весь. «Те, кто в водах» – это царство мертвых, диавол владеет «державой смерти» (Евр. 2:14) – «царь над всеми, кто в водах». Образ длящегося (неизменного в вечности) падения – вода (то, что тяготеет вниз и проникает вниз при любой возможности). Сатана есть царь над низостью – всякой: в слове, деле и помышлении.

Свобода разумного существа такова, что можно непосредственно видеть все высокое и бесконечно падать вниз.

Вместо слов «а сам царь над всеми, кто в водах» ― ТМ: «он царь над всеми сынами гордости» (бене шáхац). Значение существительного шáхац не вполне ясно; «сыны гордости» упоминаются в Писании лишь еще один раз: Иов говорил, что по пути Премудрости  не ходили ни диавол (лев), ни слуги его – «сыны гордости»:

Стезя – не познала ее хищная птица,

и не узрело ее око коршуна,

не топтали ее сыны гордости,

и не прошел по ней лев.

Иов 28:7, 8 ТМ

Итак, сатана все высокое видит, а сам – царь над всеми, кто бесконечно падает (LXX), – над всеми сынами гордости (ТМ).

Гордый человек – не глупец: он о Боге знает, он высокое видит, а сам – проливается, как вода. Его царь – диавол.

Если читать речь Господа Иову о бехемот’е и левиафане как притчу о диаволе, то в ней ясно обозначено, что сатану нельзя одолеть никакой силой и никаким (да не пытаются люди) совместным, общечеловеческим, усилием. Сатана неуязвим и от небесного (того, что он видит): «Дух (Божий) не проникает (да не проникнет) в него» (Иов 41:8 LXX, аналогично в ТМ).

Если сатана видит все небесное, а на земле нет подобного ему, то кто одолеет его?

Те, кто видят все высокое, а сами привержены всякой низости, сыны гордости, и сам царь их диавол – они не знают, что есть путь Премудрости.

Тот, Кто сойдет с небес на землю как Сын Человеческий, будет невидимым для гордого ума, который все высокое видит, – Бог на кресте.

Гордый ум – ущербен, даже если он – ангельский ум. Сатана не знал, Кого он ввел в свое царство смерти. Такого смирения – Бог на кресте – умный дух падший постичь не мог, – пока ад не взорвался от присутствия Божества:

Принял Тебя всего устами ад безумный:

ибо на кресте пригвожденного Тебя видев,

копьем пронзенного, бездыханного, живого Бога –

полагал Тебя простым человеком.

Уразумел же, [Кто Ты есть], испытав крепость Твоего божества.

Глас 4, Канон Воскресный, песнь 5

Если сатана «видит все высокое», значит, он присутствовал при том, как Господь говорил с Иовом. В этом – основание особой загадочности, трудной для понимания символичности речей Господа к Иову.

Как сатана не опознал, что Распятый был Бог, так он, надо думать, не понял речей Господа к Иову. Диавол, ангельский ум, – не понял… Иов понял, что говорил Господь, – так человек посрамил диавола. Это – вывод Книги Иова и нам наука:

богобоязненный человек умнее сатаны.

 

 

 

 

 

 

 

Букв.: «по правую руку». Обвинитель стоял на суде справа от обвиняемого, потому что суд происходит пред Богом, Который обращен к суду лицом, а для Бога правая сторона (также «север») – сторона правды. См. Восток в библейской картине мира.

 «Противника, чтобы противиться ему» – сатáн ле-ситно. Духовная природа «противника» в том, чтобы «противиться» иерею великому именем Иисус.

По обычаю меновой торговли среди кочевников (мерой стоимости были кожи), сказать «кожа за кожу» означает «так на так», «равное на равное». Иов-де недаром богобоязнен: потерял «имения», но сохранил «жизнь-душу».

 См.: Книга Иова в греко-славянской и еврейской Библии.

В книге: Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973. Следующее издание в журнале:  Мир Библии. 1993 / 1 [1].

М.И. Рижский. Книга Иова. Из истории библейского текста. Новосибирск, 1991.

 В книге: Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского. Притчи. Книга Экклезиаста. Книга Иова. М. Российское библейское общество. 2001.

 Притчи. Книга Экклезиаста. Книга Иова. М., 2001, с. 6; предисловие М.Г. Селезнева.

 М. Элиаде. История веры и религиозных идей. От Гаутамы Будды до триумфа христианства. М., 2008, с. 304.

Притчи. Книга Экклезиаста. Книга Иова. М., 2001, с. 157.

 Там же, с. 92.

 См. Язык Откровения и перевод.

Девиз нигилиста (из И.С. Тургенева).

М. Элиаде. История веры и религиозных идей. От каменного века до Элевсинских мистерий. М., 2008, с. 208.

М. Элиаде, там же,  с. 208; курсив наш – Е.А.

 М. Элиаде, там же, с. 209 .

 Теология иудаизма также не видит в змее нахаш сатану. Вавилонский Талмуд учит, что по воле Божьей «змей должен был быть царем всех зверей», однако змей «пожелал Еву… он планировал убить Адама и жениться на Еве» (Сота 9б). Впрочем, способность совокупляться с животными была, согласно иудаизму, делом естественным: этим занимался Адам до создания жены (Вавилонский Талмуд, Йевамот 63а).

 Книгу Иова историки религии помещают в один раздел с Екклесиастом (М. Элиаде. История веры и религиозных идей. От Гаутамы Будды до триумфа христианства. М., 2008, с. 293). Аналогичного мнения придерживается М. Рижский.

А.С. Десницкий. Поэтика библейского параллелизма. М., 2007, с. 373.

Толковая Библия. Т. 7. Петербург. 1910. С. 227.

Иов 9:24 в переводе Десницкого: «Отдана земля во власть нечестивцев, / а Он закрывает глаза судьям – / и если не Он, то кто же?» ― Земля отдана не в руки «злодея», а во власть нечестивцев? Бог закрывает глаза судьям?

Тот же стих в переводе Аверинцева: «Предал Он землю во власть злых, / завесил лица судей земли; / и если не Он, кто еще?» — Бог отдал землю во власть злых людей (или демонов), и Он же закрывает глаза судьям?

 Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Канонические. Современный русский перевод. М., Российское библейское общество. 2011. — Об особенностях этого перевода см. статью: Язык Откровения и перевод. О последнем переводе книг Ветхого Завета. // Современная классическая гимназия. 1990-2005.

 Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского. Книга Бытия. Российской Библейское общество. 1999. С. 4.

А.С. Десницкий. Писание – Предание – современность. М., 2007, с. 32 (курсив наш – Е.А.).

 В книге: Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского. Притчи. Книга Экклезиаста. Книга Иова. М., с. 160. Обратим внимание, что молотильные доски волокли по земле, а не по грязи.

 О том, что  LXX толковников имели веское текстологическое основание для своей интерпретации, что харуц в данном стихе – это золото, см. Все золото мира под брюхом левиафана.

 А.С. Десницкий. Поэтика библейского параллелизма. М., 2007, с. 340; курсив наш – Е.А.

М. Рижский, указ. соч., с. 26; курсив наш – Е.А.

По мнению Д. Щедровицкого, бехемот и левиафан – динозавры: «видимо отдельные представители рода динозавров еще жили во времена Иова» (Д.В. Щедровицкий. Беседы о Книге Иова. М., 2005, с. 217).

 Цар означает «узкий» и «беда». Муцак означает «притеснение, стеснение, сгусток» и «слиток». Тахат означает «под» и «вместо». Нáхат означает «спуск» и «покой» (специально для Иов 36:16 указывают «удовольствие»). Дéшен означает «жир» и (жертвенный) «пепел».

М. Рижский, указ., соч., с. 136; знаки препинания автора.

Уже получили: Библия в современном русском переводе. Российское Библейское Общество. 2011.

А.С. Десницкий. Писание – Предание – современность. М., 2007, с. 276; курсив наш – Е.А.

 Статья «Богослужебный язык Российской Церкви (опыт критического обзора одной дискуссии)» в кн.: А.С. Десницкий. Писание – Предание – современность. М., 2007, с. 327-368.

 Библейско-Богословский Институт святого апостола Андрея. (Статья не подписана, опубликована в кн.: Б.М. Мецгер. Текстология Нового Завета. М., 1996. С. 326 сл.; курсив наш – Е.А.)

 

Один комментарий на “Сатáн-диавол в библейской картине мира

  1. Большое спасибо, очень полезная статья!

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *